Пятница, 11 Декабрь 2015 01:34

Россия и меняющийся Ближний Восток

Автор
Оцените материал
(0 голосов)

Интересы и возможности

Ближний Восток всегда имел для России особое значение. Регион открывает путь к Средиземному морю и, соответственно, ко всем странам Восточного Средиземноморья, Ближнего Востока, Северной Африки. Для России любая исходящая отсюда военная угроза, сосредоточение иностранных армий, гражданские войны в расположенных здесь государствах, конфликты и террористические атаки — обоснованный повод для беспокойства. Более того, из-за проницаемости границ по периметру бывшего СССР Россия особенно уязвима перед потоком радикальных идей, террористов и вербовщиков, которые устремляются с Ближнего Востока на Кавказ и в Центральную Азию.

До событий «арабской весны» Москве удавалось выстраивать отношения с самыми разными региональными игроками, включая Иран, Израиль, некоторые арабские государства, движения ХАМАС и «Хезболла». Однако в условиях углубления межгосударственной и межконфессиональной конфронтации на Ближнем Востоке проблема конфликта интересов, стоящая перед российскими политиками, резко обострилась. Политика Москвы в отношении как Ближнего Востока в целом, так и отдельных государств стала менее сбалансированной. Необходимость выбора обусловливается в первую очередь новыми тенденциями и глубокими трансформациями, происходящими в регионе.

Политические процессы, развивающиеся на Ближнем Востоке, привели к изменению регионального ландшафта. Из-за обострения социальных, этнических, племенных, религиозных и идеологических противоречий многие арабские страны Ближнего Востока и Северной Африки переживают масштабный кризис. Массовые протесты, революции, восстания и перевороты нарушают внутриполитический баланс, бросают вызов местным элитам, выливаются в гражданские войны и угрожают самому существованию государственности. Многие исследователи, анализирующие феномен «арабской весны», указывают на то, что она была порождена кризисом ближневосточных национальных государств. Этнические, конфессиональные, региональные и местные связи оказались гораздо более жизнеспособными, чем можно было ожидать, исходя из парадигмы современности.

 

Сдвиги на ближневосточной политической арене были вызваны или сопровождались ростом агрессивности со стороны региональных акторов и мировых держав. При этом местные власти все чаще оказывают на ситуацию более сильное воздействие, чем внешние игроки. Они предпринимают успешные попытки укрепить позиции в регионе и распространить свое влияние за его пределы. И таких игроков немало — Иран, Саудовская Аравия, Катар, Турция, ОАЭ.

Мировые державы также внесли свой вклад в то, что ситуация в регионе стала еще менее управляемой. Попытки восстановить государственные институты в Ираке оказались удачными лишь частично. Межконфессиональные противоречия возобладали над политическими преобразованиями, и на место суннитских политиков и управленцев пришли в основном шииты. Вследствие принятия закона о борьбе с наследием партии «Баас» и роспуска иракских вооруженных сил профессионалы-сунниты были выброшены на улицу. Неудивительно, что через некоторое время многие из них вступили в ИГИЛ.

Важный элемент общей ближневосточной картины — углубление конфронтации между суннитами и шиитами. О напряженности в их отношениях известно давно, однако в последние годы появились факторы, способствовавшие серьезному обострению межконфессиональных противоречий и их политизации. В частности, преобладание шиитов во властных структурах Ирака после свержения Саддама Хусейна послужило сигналом для шиитских сообществ и групп в других странах. Движение «Хезболла» существенно активизировалось в Ливане. Поражение иракской военной машины и новая расстановка политических сил в Ираке привели к росту влияния Ирана в этой стране, в Персидском заливе и за его пределами. Причем Тегеран претендует на лидерство не только на Ближнем Востоке, но и во всем мусульманском мире. Еще более наглядный пример — соперничество между Ираном и Саудовской Аравией, которое наиболее явно проявилось в Йемене.

Наряду с шиитско-суннитскими противоречиями ситуация характеризуется глубоким расколом в лагере суннитов, который обусловливается трансграничной деятельностью экстремистской организации «Исламское государство». ИГИЛ позиционировало себя проводником глобального проекта по созданию халифата. Активисты ИГИЛ выступают противниками арабских национальных движений и государств. «Исламское государство» обладает огромными ресурсами и привлекательной идеологией, контролирует обширные территории и имеет сторонников по всему миру. Это абсолютно новое явление, так как ИГ не просто борется против всего, что противоречит его представлениям о мировом порядке, но и предлагает собственный проект государственного строительства.

Поскольку Ближний Восток уверенно выходит на передний план международных отношений, цели России в этом регионе обретают новые измерения.

Во-первых, Москва пытается положить конец вмешательству США и их союзников по НАТО во внутренние дела ближневосточных государств, нацеленному на смену режимов. Свержение диктаторов в Ираке и Ливии породило хаос, волны миграции и возникновение новых джихадистских группировок. По мнению российских аналитиков, такое вмешательство приобретает все более универсальный характер (недавний пример — события на Украине). Поэтому Москва стремится выработать новые правила мироустройства, согласно которым ни США, ни любое другое государство уже не смогут объявлять тот или иной режим нелегитимным и требовать его устранения. Российское руководство считает, что ООН следует разработать четкие критерии для разграничения истинного национального восстания и инспирированного внешними силами мятежа. С практикой «цветных революций» и вмешательством в дела государств с целью поддержки оппозиционных сил должно быть покончено.

 

Во-вторых, Россия была готова вести в регионе новую активную политику, призванную доказать ее незаменимость в качестве основного международного игрока. Об этом свидетельствуют подход Москвы к решению иранской ядерной проблемы и вмешательство в Сирии.

Третья задача может быть выполнена в случае успешного решения второй. Руководство России пыталось добиться отмены антироссийских санкций и выхода из политической изоляции, в которой страна оказалась после украинского кризиса. Западные санкции подвигли президента В. Путина на поиск новых дипломатических ходов и использование растущего разочарования арабов в Соединенных Штатах, как он и поступил в ходе визита в Египет, который был также отмечен сделкой о поставках оружия, спонсируемой Саудовской Аравией. В. Путин и принц Салман на «полях» Петербургского международного экономического форума подписали шесть соглашений о сотрудничестве — в освоении космоса, развитии инфраструктуры и в ядерной области. Согласно достигнутым договоренностям, Россия окажет помощь Королевству в строительстве 16 атомных станций.

Вовлеченность Москвы в сирийский кризис привела к росту напряженности в отношениях с Эр-Риядом, а подрыв российского авиалайнера над Синаем положил конец потоку российских туристов в Египет, что почти обрушило его туристический бизнес.

Террористические атаки во Франции и аресты боевиков в Бельгии и Германии обозначали новый поворот в развитии ситуации. Военная операция России против ИГИЛ и других террористических группировок в Сирии приобрела большую логичность и легитимность. Более того, Франция была названа российским союзником в контексте военной операции в Сирии.

Почему Сирия?

Военная операция России в Сирии и создание новой коалиции в составе Сирии, Ирана, «Хезболлы» и курдов для борьбы с общим врагом на сирийской территории привлекли повышенное внимание к ближневосточной политике Москвы. С военной и политической точек зрения, действия России не имеют аналогов. Для них характерно следующее: сочетание воздушных и морских сил; элемент неожиданности как на уровне стратегии, так и на уровне принятия решений; использование новых видов вооружений и военной техники; подготовка пилотов для работы на больших высотах. Российское военное вмешательство в конфликт в арабском мире не имеет исторических прецедентов — ни Российская империя, ни Советский Союз, в отличие от других мировых держав, никогда не воевали с арабами.

Чтобы понять, какие факторы подтолкнули Россию начать военную операцию, имеет смысл обратиться к истории советско-сирийских и российско-сирийских отношений. Превращение партии «Баас» в главного союзника СССР в арабском мире не было случайным. Сирия с ее светским режимом, демонстрировавшим экономическую и социальную состоятельность, превратилась в витрину советской помощи и поддержки. В то же время Сирия приобрела для Москвы даже большее значение, чем Египет, который еще на пике дружбы и сотрудничества искал возможности диверсифицировать свои связи и пытался дистанцироваться от крепких советских объятий.

Если для сирийского режима развитие отношений с СССР означало следование в фарватере советской политики, то для Москвы — большую внимательность к тревогам, фобиям, страхам сирийцев, что не всегда совпадало с широкими интересами Советского Союза на Ближнем Востоке. Например, сирийцы, находясь в состоянии перманентного горячего конфликта с Израилем, оказали влияние на политику СССР накануне войны 1967 г.

Хафез Асад, пришедший к власти в Сирии в 1971 г., попытался взять более реалистичный курс и обеспечить большую независимость внутренней и внешней политики страны. Огромная военная помощь и обучение сирийских военных позволили Дамаску одержать, пусть ограниченную, но психологически значимую победу в войне в октябре 1973 г. После того как в 1978 г. вмешательство США вынудило Анвара Садата подписать Кэмп-Дэвидские соглашения, Сирия стала главным союзником СССР в регионе.

 

В начале 1990-х годов относительное снижение значимости Ближнего Востока в российской внешней политике обусловливалось фундаментальной перестройкой системы международных отношений после развала Советского Союза. Отказ от конфронтации с Западом как ключевого компонента биполярного мира, ограниченность ресурсов России, постепенное формирование полицентрического мира при сохранении ведущей роли США, устранение идеологического фактора из процесса принятия внешнеполитических решений — все это не могло не повлиять на подход России к Ближнему Востоку.

Россия при президенте Б. Ельцине сохранила интерес к сотрудничеству с бывшими арабскими союзниками, хотя и в ограниченном объеме и без связывающих руки обязательств. Сирия осталась в списке российских партнеров, и на то были веские причины. Во-первых, Дамаск был должником Советского Союза, и вопросы погашения долга постоянно обсуждались в ходе двусторонних контактов. Во-вторых, сирийские вооруженные силы, оснащенные советскими системами оружия, нуждались в запчастях и других компонентах, которые можно было получить только от Российской Федерации. Москва, в свою очередь, стремилась остаться на ближневосточном рынке вооружений. В-третьих, Сирия продолжала играть лидирующую роль в регионе, в том числе и в том, что касалось перспектив арабо-израильского урегулирования. Поэтому Москва была вынуждена учитывать позицию Дамаска по палестинской проблеме и даже пыталась повлиять на нее, чтобы не потерять традиционную вовлеченность в процесс мирного урегулирования на Ближнем Востоке.

Ситуация изменилась после смерти Х. Асада и прихода к власти его сына Башара. Последний никогда не был так близок к Москве, как его отец. Если бы не гражданская война и иностранное вмешательство в Сирию, политика России в отношении этой страны не стала бы столь активной.

Намерение Москвы предотвратить падение режима Б. Асада обусловливается следующими соображениями.

Во-первых, Россия выступает против создания предпосылок к повторению ливийского сценария (Россия в этом случае чувствовала себя обманутой) или «цветной революции».

Во-вторых, крах сирийского режима чреват чрезвычайно деструктивными последствиями для всего региона. Например, в голову приходит вариант с захватом Дамаска боевиками ИГИЛ и воплощением в жизнь идеи халифата. При этом ситуация становится все более драматической. Достаточно сказать, что ИГИЛ и другие радикальные исламистские группировки контролируют 80% сирийской территории. В практическом плане Россия предпочла бы сохранить в Сирии светский режим, который можно было бы склонить к проведению необходимых реформ и предотвратить распространение радикального исламистского проекта на другие страны Ближнего Востока и за его пределы. Восстановление сирийского государства позволило бы Москве упрочить свои позиции в регионе, в частности получить на средиземноморском побережье инфраструктуру, а именно — модернизированную военно-морскую базу в Тартусе для заправки и ремонта кораблей ВМФ, а также авиабазу в Латакии. Такая логика вполне убедительно объясняет действия России в Сирии, которые часто интерпретируют исключительно как поддержку Б. Асада. К сожалению, некоторые российские пропагандисты из кожи вон лезут, чтобы внедрить это ошибочное суждение в общественное сознание.

В-третьих, борьба против ИГИЛ и других террористических группировок нужна России по внутриполитическим соображениям. Тысячи российских граждан с Северного Кавказа, Татарстана и Башкортостана уехали воевать на стороне ИГИЛ. Не исключено, что когда-нибудь они захотят вернуться домой. Не менее опасна с точки зрения безопасности и деятельность ИГИЛ в Центральной Азии, учитывая отсутствие визового режима и проницаемость границ.

За и против военной операции

 

Активность России в Сирии может иметь как положительные, так и отрицательные последствия. Политические дивиденды можно получить от демонстрации решительности, повышения международной роли и ответственности Российской Федерации, способности к сотрудничеству в условиях кризиса с самыми разными субъектами (хотя и с разной степенью успешности), будь то США, ЕС, Иран, Ирак, Египет, Израиль, «Хезболла», Саудовская Аравия, руководство Сирии или часть сирийской оппозиции. Весомый вклад России в коллективные усилия по достижению урегулирования может вернуть стране международное доверие, которого сегодня так не хватает.

Москва способна влиять на Б. Асада, известного своим упрямством, отсутствием стратегического видения и отказом от даже самых незначительных компромиссов. Для Б. Асада уход со сцены в конце переходного периода или даже раньше неприемлем. Для него туманное будущее политического наследия, оставленного ему отцом, — своего рода личная травма. Сирия долгие годы управлялась его семьей, и, судя по всему, Б. Асаду невыносима сама мысль, что он не сумел сохранить эту систему. Тем не менее скоординированные международные усилия могли бы склонить его к принятию итогов переговорного процесса и национальных выборов, равно как и гарантий, которые могли бы быть ему предоставлены. Однако основания для осторожного оптимизма не стоит переоценивать.

Для России военное вмешательство в Сирии сопряжено с серьезными рисками. Оно уже заметно осложнило отношения с Турцией, которая с самого начала конфликта выступала с антиасадовских позиций. Сегодня Анкара поддерживает радикальную оппозицию в лице организаций «Джабхат ан-Нусра» и «Ахрар аш-Шам», пропускает боевиков и волонтеров через свою границу в Сирию, а вместо ИГИЛ бомбит курдов. По мнению турецких лидеров, военная операция России в Сирии ущемляет интересы их страны. Рост напряженности привел к тому, что российский бомбардировщик

Су-24 был сбит турецким истребителем F-16. Это угрожает двусторонним отношениям и ставит под сомнение саму концепцию создания широкой международной коалиции против ИГИЛ. Членство Турции в НАТО только ухудшает ситуацию. Очевидно, что для разрешения этого конфликта нужны холодные головы, но пока неясно, будет ли президент Р. Эрдоган заинтересован в снижении остроты кризиса.

Весьма вероятно ухудшение отношений и с Саудовской Аравией, которые только недавно улучшились, а также с другими странами Персидского залива. Для них присутствие в рядах сформированной Россией коалиции Ирана и «Хезболлы», сражавшихся с сирийской армией, абсолютно неприемлемо.

Не исключен рост напряженности и в отношениях с Ираном. Сегодня Иран и Россия выступают на одной стороне в борьбе против общего врага. Однако в своих попытках спасти сирийское государство Россия может оказаться в сложном положении, если иранское присутствие в Сирии серьезно укрепится.

Возможны и трения с Израилем, предпочитающим видеть над Сирией открытое небо, чтобы израильские ВВС могли действовать свободно в случае крайней необходимости. Израильтянам гораздо важнее сдерживать «Хезболлу», чем воевать с ИГИЛ, и они уже бомбят ее позиции в Сирии. Кроме того, Израиль обеспокоен тем, что иранские вооруженные силы могут стать сильнее, приобретя в Сирии военный опыт.

Наконец, ИГИЛ постоянно угрожает России террористической войной на ее территории. Теракты в Париже в ноябре 2015 г. еще раз показали, что к этим угрозам следует относиться очень серьезно.

Каждая война обычно имеет свою логику. Итак, военная операция, нацеленная на быструю победу, требует значительного наращивания сил. Затяжная война не приносит положительных результатов и становится контрпродуктивной. По мнению некоторых экспертов, в конечном итоге Россия может быть вынуждена развернуть наземную операцию в Сирии со всеми вытекающими последствиями. Если наступление сирийской армии и ее союзников захлебнется, изолированных ударов с воздуха для разгрома экстремистов будет недостаточно. Придется ли России посылать в Сирию свои войска? Ответа на этот вопрос пока нет.

Нельзя игнорировать тот факт, что присутствие в Сирии шиитских союзников Москвы не добавляет ей популярности в суннитских странах и среди части исламского сообщества в самой России.

Перспективы освобождения сирийских территорий по-прежнему туманны. Хотя «Группа двадцати» договорилась в Вене о сохранении территориальной целостности Сирии, на деле международное сообщество может прийти к варианту «малой Сирии» без какой-либо ясности в отношении остальных ее частей. Даже если сирийские войска и их союзники смогут добиться значительного прогресса, вопросы, кто и каким образом будет обеспечивать управляемость на отвоеванных территориях, кто оплатит их восстановление, остаются без ответа. Иными словами, военная победа может стать лишь началом движения в неизвестность, а само понятие победы будет все больше размываться и становиться все менее очевидным.

Террористические атаки в Париже изменили направленность встречи по Сирии, состоявшейся в ноябре 2015 г. в Вене. На встрече подчеркивалось, что ИГИЛ — явная угроза, которую нельзя нейтрализовать без разрешения сирийского кризиса и налаживания политического процесса. В результате переговоров на высоком уровне было достигнуто согласие относительно организации диалога между правительством Б. Асада и сирийской оппозицией до конца 2015 г. Ожидается, что выборы в Сирии пройдут в следующие 18 месяцев.

Переход от международных дискуссий к реальным действиям будет непростым, учитывая расхождение целей и подходов вовлеченных в конфликт сторон. Политический процесс вполне может дать России шанс установить доверие и улучшить отношения с глобальными и региональными игроками. Важно, чтобы нынешний и возможные в будущем кризисы не перечеркнули эту тенденцию.

 

Изначально опубликовано на сайте РСМД: http://russiancouncil.ru/inner/?id_4=6978#top-content

Прочитано 9295 раз
Ирина Звягельская

Образование: Ленинградский государственный университет, 1960.
Кандидатская диссертация: "Роль армии в формировании внешней и внутренней политики Израиля", ИМЭМО, 1976; докторская диссертация: "Политика США в конфликтах на Ближнем и Среднем Востоке при администрации Картера и Рейгана", Институт востоковедения АН СССР, 1990.
Профессиональная деятельность: С 1970 по 1979 г. работала в ИМЭМО АН СССР. С 1979 г. по настоящее время работает в Институте востоковедения РАН. В 1992 преподавала в Американском университете (Каир). Читала лекции в университетах США, стран Западной Европы; регулярно выступает на международных конференциях и симпозиумах.
Зав. сектором международных вопросов Центра арабских исследований Института востоковедения РАН . C 1991 г. — зам. директора МОО Центр стратегических и политических исследований. С 2001 г. — профессор кафедры востоковедения МГИМО.
Автор более 100 печатных работ на русском, английском, немецком и французском языках, включая книги и главы в коллективных монографиях. Член диссертационных советов Института Востоковедения РАН и Института стран Азии и Африки.
Иностранные языки: английский, французский.

Научные интересы: Конфликтные ситуации, проблемы безопасности, международные отношения (преимущественно на Ближнем Востоке и в Центральной Азии).